Отзыв на окончательный вариант монографии «Этноса и террора»
(авторы Марк Юнге, Даниэл Мюллер, Иван Джуха)
Профессор Джемал Гамахария
В нашу задачу не входила и не входит дискуссия с авторами в оценке самого террора 1937 – 1938 годов, изложенной в первых двух томах «Большевистского порядка в Грузии», частично и в третьем томе, называемом «Этнос и террор», ибо в этом вопросе нет принципиальных разногласий. На наш взгляд, третий том выходит за рамки основной темы. Он представляет собой самостоятельную монографию, созданной в определенных политических целях. В результате некоторой переработки, она претерпела лишь косметические изменения. Выводы, предположения и предложения авторов как по основной теме (взаимосвязь этноса и террора), так и другим важным вопросам, остаются неизменными и, следовательно, неприемлемыми.
Не видим необходимости в дискуссии и о статистических материалах, их точности или неточности, тем более, мы их не изучали. В то же время, нужно отметить, что в этом вопросе очень трудно доверять авторам, имеющим далеко не научные цели. Надо иметь в виду и то обстоятельство, что определение национальности по ономастике не всегда возможно (особенно иностранцам), когда речь идет об абхазах, тем более, об отдельных категориях грузинского этноса, которых авторы, по кремлевской традиции, учитывают отдельно. Поэтому в вопросе статистики важна не позиция предвзятых авторов, а сотрудников архива, которые в данном вопросе являются более компетентными.
С учетом вышесказанного, для нас представляли (при написании первой рецензии) и на этот раз представляют интерес, в основном, взгляды авторов по вопросам этнополитической истории Грузии, которые никак не вытекают из приведенных в монографии фактических данных. Судя по всему, и для авторов именно этнополитические вопросы являются главными. Можно предположить, что «Этнос и террор» задуман и написан не только и не столько для осмысления событий 1937-1938 годов, а для фальсификации этнополитической истории Грузии, преследуя при этом вполне определенные, вполне конкретные политические и практические цели, о которых сказано в первой рецензии и будет сказано ниже.
О настоящих целях и задачах авторов свидетельствуют заключительные главы монографии, изложенные в них выводы и рекомендации. Они касаются не подведению итогов изучения террора 1937-1938 годов, основным выводам по данной проблеме, а совершенно другим, не относящимся к теме исследования вопросам. Авторы ставят конкретные задачи: «Могли ли грузинские власти проводить свою собственную линию в репрессивной политике, и если да, то в какой степени. Какими интересами они руководствовались в этом случае…» Не имея под рукой ни одного документального свидетельства, чтобы убедительно ответить на поставленные вопросы, как сказано выше, авторы предлагают выводы и рекомендации совсем другого порядка – направленные на расчленение грузинского государства и его главного носителя – грузинского этноса. То есть, предметом исследования провозглашается одна тема научного характера, а выводы делаются по другой, к тому же политической теме. Поэтому мы вынуждены оценивать не только и не столько провозглашенную и, как нам кажется, тенденциозно освещенную тему, а главным образом изложенные в «Этносе и терроре» взгляды авторов по важнейшим вопросам этнополитической истории Грузии. Действительно, ни документально, ни по результатам террора нигде авторы не показывают «собственную линию» грузинских властей; нигде не показаны «какими интересами» при этом руководствовались местные власти, добились ли они своих «целей». А высказанные в виде предположения версии абсолютно голословны и ни на чем не основаны.
В настоящем, уже повторном отзыве, прежде всего, хотели бы обратить внимание на «методологию», которую взяли авторы на вооружение при изучении неизвестной для грузинской историографии темы о взаимосвязи террора и этноса.
Объективное исследование темы о взаимосвязи этноса и террора, тем более, с далеко идущими обобщениями и рекомендациями, требовали от авторов комплексного подхода к изучению большевистских репрессий, анализа данных не только о терроре 1937-1938 годов, но и о других актах не менее жестокого насилия, имевших место в Грузии в небольшом промежутке времени - с февраля 1921 года, то есть, с момента насильственной советизации Грузии, и до 1938 года. За этот короткий период репрессии проводились непрерывно, но в разных масштабах и интенсивностью. Тем не менее, можно выделить три крупные взаимосвязанные волны насилия и террора: 1921 год, 1924 год и 1937-1938 годы. Не вдаваясь в детали, хотели бы отметить, что жертвами первых двух волн террора (1921 и 1924 годов), унесших жизнь тысячи и тысячи наших граждан (не менее 5 тысяч человек), стали главным образом лица грузинской национальности. На пленуме ЦК ВКП (Б) в октябре 1924 года, где обсуждался вопрос о восстании в Грузии, было отмечено, что восстание охватывало лишь грузинские районы, в то время как, негрузинское население участия в нем не принимало. Руководитель Закавказской Федерации Г.Орджоникидзе, огнем и мечом подавлявший восстание, в своем докладе на пленуме сказал следующее: «Наши автономные республики и области (Аджария, Абхазия и Южная Осетия) и районы негрузинского населения не воспользовались восстанием в сепаратистских целях» (Очерки из истории Грузии. Абхазия. Тб., 2009, с.497). Соответственно, кровавые репрессии 1924, как и 1921 годов, если не иметь в виду отдельные частные случаи, прошли мимо автономных регионов (Абхазская ССР ее создателем названа автономной республикой) и районов с негрузинским населением. Необходимо иметь в виду и то обстоятельство, что после событий 1921 и 1924 годов Грузию покинула вся политическая и военная элита; из Грузии эмигрировали (сбежали) так же многие деятели науки и культуры; жестокой репрессии подверглось грузинское (именно грузинское) духовенство. Уничтожение или изгнание из страны политических и административных руководителей, представителей духовенства, деятелей науки и культуры (то есть, элитарной части общества) в современном мире признается как одна из форм геноцида нации. Так принято считать и в ООН (S/1994/674/пункт 94). Насилие, совершенное над грузинским народом в 20-30-х годах XX века, действительно, содержит признаки геноцида. Только в 30-х годах, когда все «прелести» советского социализма со своими раскулачиваниями, коллективизацией, уничтожением всяких форм частного предпринимательства, движением «воинствующих безбожников» и т. д., пришли в каждую семью, независимо от национальной принадлежности, состав «врагов» советской власти расширился. Он охватил и граждан негрузинской национальности. Поэтому и коснулись их кровавые репрессии 1937-1938 годов, а не «в интересах гомогенизации грузинской нации», как без всякого на то основания пишут авторы рассматриваемой монографии. В 20-30-х годах целью оккупационной советской власти являлась не «гомогенизация» грузинской нации, настроенной против советской власти и стремящейся к восстановлению потерянной независимости, а подавление ее всеми возможными средствами, начиная с террора и изгнания из страны элитарной части нации, кончая созданием т.н. Абхазской ССР, искусственного формирования Южно-Осетинской Автономной Области и т. д.
Вряд ли человек, обладающий здравым смыслом, тем более ученый, может оспорить факт жестокого подавления грузинского народа в 20-х годах XX века. Если следовать, мягко говоря, странной антинаучной, ничем не обоснованной логике авторов «Этноса и террора», получается, что советская власть в 20-х годах подавляла грузинский этнос, а в 30-х - проводила его «гомогенизацию»; ради этого, оказывается, убивали граждан негрузинской национальности (?!). Уважаемые немецкие ученые, неплохо разбирающиеся в истории Грузии, при освещении террора 1937 – 1938 годов нередко «заглядывают» даже в XIX век, а иногда еще глубже, но ничего не говорят о терроре 1921 и 1924 годов, что нельзя считать случайным. Дело в том, что авторам, заранее поставившим перед собой цель фальсификации истории Грузии, освещение событий 1921 и 1924 годов сильно помешали бы в достижении своих ненаучных замыслов, ибо статистика дала бы совершенно иную картину. Поэтому они сосредоточились лишь на 1937-1938 годах.
Даже отдельно по этим двум годам авторы не смогли получить «нужную» статистику. Но здесь им пришла на помощь кремлевская «теория» о грузинской нации. Согласно этой пресловутой теории, к грузинской нации не относятся аджарцы, мегрелы, лазы, сваны, бацбийцы. Взяв ее на вооружение, авторы «Этноса и террора», путем манипулирования архивными документами и статистическими данными, сделали «выводы» о том, что местные грузинские власти входе террора несколько «оберегали» грузин, а представителей других национальностей беспощадно уничтожали ради «гомогенизации» грузинского этноса.
Если бы к изучению провозглашенной темы авторы подошли добросовестно и подсчитали потери грузинской нации (без искусственного деления ее на разные этносы) за 1921 – 1938 годы, они получили бы картину не «гомогенизации», а геноцида грузинского этноса. Но поскольку перед М. Юнге и других не стояли задачи научного характера, путем фальсификации данных, они сделали выводы, которые ничего общего не имеют с действительностью; оскорбляют грузинский народ, противоречат его менталитету, национальному самосознанию и, на что следует обратить особое внимание, они направлены на разжигание всеобщей национальной розни между гражданами Грузии.
В первом параграфе «исправленного» варианта авторы пишут, что «в грузинской историографии полностью отсутствует дискуссия о возможной связи между террором и этничностью. Напрашивается предположение, что такая постановка вопроса, не говоря уже об исследованиях о возможной взаимосвязи, противоречила установкам постсоветской, как впрочем, и советской грузинкой историографии из-за опасения снабдить аргументами конкурирующую историографию национальных меньшинств». Весьма благодарны авторам «Этноса и террора» за то, что они сами поведали о собственных истинных целях – «снабдить аргументами конкурирующую историографию национальных меньшинств» и тем самым разжечь этническую рознь между гражданами Грузии.
Со своей стороны, мы хотели бы отметить, что отсутствие в грузинской историографии дискуссии «о возможной связи между террором и этничностью», прежде всего, объясняется полнейшим отсутствием самой проблемы. Грузинскому менталитету, для стиля и направления его мышления совершенно чужды «идеи» авторов «Этноса и террора». Читая как его первый, так и «переработанный» варианты, мы нигде не нашли действительную связь «между этносом и террором», однако, невооруженным глазом заметили (что зафиксировано в первой рецензии) и замечаем неразрывную взаимосвязь предложенных авторами «выводов» с «выводами» официальной русской имперской историографии царского, советского и нынешнего периодов; заметили взаимосвязь и с сепаратисткой историографией.
Имперская и сепаратистская историография в отношении Грузии полностью обанкротилась. Кроме подкупленных Кремлем «историков» и «экспертов» им мало кто верит. Поэтому, как нам кажется, предпринимается попытка реанимации обанкротившихся кремлевских антигрузинских идеологических догм, чтобы подсунуть их мировой общественности на этот раз через представителей авторитетного во всем мире немецкого народа, к которому грузинский народ всегда питал и ныне питает больше симпатии. Хотели бы верить, что авторы «Этноса и террора» являются лишь слепым оружием в руках Московского немецкого института, других более грозных государственных учреждений и лиц. Все покажет будущее.
Так или иначе, по собственной или не по собственной воле, авторы «Этноса и террора" попытались реанимировать имперские и сепаратистские «идеи» в отношении Грузии. К разрешению ставшей перед ними сложнейшей проблемы они подошли довольно примитивно. При освещении печальных и трагических событий 1937-1938 годов авторы в полускрытой форме прибегли к механическому перенесению еще более печального и трагического опыта фашистской Германии на почву советской Грузии. По существу, работа «Этнос и террор» представляет собой проекцию человеконенавистнической идеологии и преступной практики нацистской Германии на советскую Грузию, на грузинскую действительность.
Необходимо отметить, что между германским нацизмом и советским коммунизмом, действительно, много общего, особенно в методах их действия по осуществлению своих планов и идеалов. Однако, авторы «Этноса и террора» не учли диаметральную противоположность и несовместимость нацистских и коммунистических идеологических доктрин, их планов и идеалов.
В полном соответствии с теорией и практикой нацистской Германии, население Грузии, авторы делят на четыре категории. Согласно нацистской доктрине, по наличию «нордической» примеси, народы так же делились на четыре категории: немцы – «высшая» раса; голландцы, норвежцы – «чистая», но не «высшая» раса; французы, бельгийцы, итальянцы – «полунордическая» раса; русские, поляки, чехи и другие – «низшая» раса. Применительно к Грузии, авторы рисуют почти такую картину: грузины – титульная нация (соответствует «высшей» расе), русские, украинцы, евреи – высокостатусные народы (соответствует «чистой», но не «высшей» расе), абхазы, осетины, аджарцы – полутитульные нации (соответствует «полунордической» расе), остальные граждане Грузии, именуемые авторами «советскими», «иностранными» и «враждебными» национальностями, условно можно отнести к «низшей» расе. Таким образом, схема разделения населения Грузии на разные категории в видоизмененной форме позаимствована у немецких нацистов.
Авторы «Этноса и террора» не видят принципиальной разницы между карательными органами нацистской Германии и СССР. Деятельность нацистских карателей была подчинена интересам «высшей» расы, для них «превыше всего» (Uber аlles) была Германия, немецкая нация, ради которой убивали, подавляли всех остальных. Для карательных органов СССР, особенно действовавших в Грузии, «превыше всего» была не «титульная нация», а советская власть. Ради этой власти в Грузии, как было выше сказано, прежде всего убивали наиболее антисоветски настроенных граждан, то есть, грузин. Принципиальная ошибка (ошибка?) немецких авторов заключается в том, что карательным органам Грузии, главной задачей которых являлась подавление всевозможными средствами любых проявлений патриотизма и свободомыслия, стремления к восстановлению утраченной независимости, наоборот, приписываются «патриотические» устремления, «забота» о будущем грузинской нации и т.д. Все это вызывает лишь горькую улыбку.
Авторы явно путают эсэсовцев с чекистами. Деяния карательных органов Грузии, в воображениях авторов «Этноса и террора», во многом напоминают деяния их «коллег» в Гитлеровской Германии. В этом они глубоко ошибаются. Одна из главных задач чекистов заключалась в защите советской власти. Ради этого они убивали и русских, и грузин, украинцев, евреев – всех независимо от их национальной принадлежности. Деятельность же их немецких «коллег», как было сказано выше, была подчинена интересам «высшей» расы. В соответствии с нацистской идеологией, «расовое превосходство» немцев давало им право господства над другими этносами, право уничтожения и подавления «низших рас» в целях выживания и сохранения «чистоты» якобы высшей арийской расы.
Оказывается, примерно, то же самое происходит в Грузии. Если верить авторам «Этноса и террора», в интересах «титульной нации», в интересах ее «гомогенизации» убивают представителей живущих в стране национальностей, якобы принадлежавших к категориям «полутитульных», «высокостатусных» и «низших».
Немцы, как наиболее «чистые» представители «высшей» арийской расы, призваны были завоевать обширное жизненное пространство, используя при этом любые, даже самые беспощадные методы.
По мнению авторов «Этноса и террора», и советская Грузия добивается «расширения жизненного пространства» путем «подчинения» Абхазии и Аджарии(?!). До последнего времени до такого абсурда не договаривались, с такой откровенностью не писали даже кремлевские идеологи. Кроме того, уважаемые авторы и знать не хотят о том, что в результате советской оккупации 1921 года с последующей аннексией, Грузия не «расширила жизненное пространство», а потеряла 30% своих исконных территорий. До советской оккупации ведущими странами мира, включая Германию (главного гаранта независимости Грузии до окончания первой мировой войны), эти территории признавались составной частью Грузии.
Нацисты, как известно, планировали Германизацию, онемечивание отдельных этносов или определенной части народов, имевших частицу «нордической» крови.
И в этом вопросе «не отстают» от нацистов грузины, пытаясь «огрузинить» аджарцев, мегрелов, сванов, бацбийцев, лазов. Прямо так и пишут авторы «Этноса и террора».
Онемечиванию не подлежали представители «низшей» расы, не имевшие «нордического» начала. И в Грузии не все этносы были удостоены «высокой чести» «огрузинивания».
Некоторые «советы» и «рекомендации» авторов «Этноса и террора» также «позаимствованы» у нацистов. Взять, например, «рекомендацию» об отказе от грузинского национального единства – от «картвелоба». (гл. XV). Авторы, без сомнения, преследуя далеко идущие политические цели, не считают грузин единым этносом. Нельзя здесь не вспомнить, что нацистские идеологи, преследуя конкретную цель уничтожения польской нации, утверждали, что единого польского народа не существует; что он якобы делится на несколько народностей с разной способностью к онемечиванию. Утверждая, примерно, то же самое в отношении грузин, авторы одновременно выступают апологетами не только нацистских, но и Кремлевских идеологов.
В работе нередко делаются целенаправленные экскурсы в историю Грузии. Например, в ней говорится о «старой традиции грузинского национализма образца XIX века, а возможно, и еще более раннего периода», откуда, по мнению авторов «Этноса и террора», берут начало современные проблемы Грузии, включая территориальную проблему.
В чем заключался столь судьбоносный грузинский «национализм» XIX века и более раннего периода? Он заключался в борьбе за освобождение от османского и персидского ига (до XIX века), от русского господства; в борьбе за восстановление упраздненной государственности, упраздненной церковной автокефалии; за сохранение национальной идентичности; за право обучения и богослужения на родном языке и т.д. В царской России все это называлось «грузинским национализмом».
Почему то же самое повторяют сегодня немецкие авторы? В чем же проявлялся национализм грузин в XIX веке и еще раньше, авторы «Этноса и террора» об этом молчат. Как нам кажется, и на этот раз они исходят из истории собственной страны. Трагедия Германии 30-40-х годов XX века, действительно, берет начало с “XIX века, а возможно, и более раннего» периода. Дело в том, что расизм не является изобретением Гитлера. В отличие от сочиненной российскими имперскими идеологами басни о грузинском национализме, гитлеровский расизм, действительно, имел глубокие корни в истории Германии. Среди немцев идейными отцами теории расового неравенства, так называемого «научного расизма» являлись Иммануил Кант (1724-1804), Иоганн Гердер (1744-1803), Кристофор Майнерс (1745-1810), Иоганн Фихте (1762-1814), Фридрих Ницше (1844-1900), композитор Рихард Вагнер (1813-1883) и другие. Автором термина «антисемитизм» также является немецкий журналист и политик Вильгельм Марр (1819-1904), основавший в 1878 году «Антисемитскую Лигу». Можно вспомнить и о пангерманском шовинизме, возникшем в 80-90-х годах XIX века. В его основе лежала не только идея политического единства германской нации на основе этнической, культурной и языковой идентичности, что можно было только приветствовать, но и имперские планы завоевания господствующего положения в Европе.
Нет нужды доказывать, что ничего подобного – никаких идей доминирования над другими народами, захвата чужих земель у грузинских «националистов» в XIX веке, тем более, еще раньше, не было и быть не могло. Поэтому имеем полное право для предположения, что авторы «Этноса и террора», пишущие о грузинском национализме «образца XIX века, а возможно и еще более раннего периода», и на этот раз историю Германии «XIX века… и еще раннего периода» механически проецируют на Грузию. В то же время, они занимаются перепевом официальной идеологии Российской империи, преследовавшей цель ассимиляции и русификации Грузии и грузин. Цель Российской империи вполне понятна – для того, чтобы навсегда удержать Грузию в составе империи необходимы были меры по ассимиляции грузин, расчленению нации; необходимо было объявление «национализмом» любого стремления, любого шага, направленного на сохранение национальной идентичности, подавление всевозможными средствами любых таких стремлений и шагов. А какова цель авторов «Этноса террора»? Точный ответ знают сами авторы, хотя на этот счет и у нас имеются свои предположения.
Учитывая высокий профессиональный уровень авторов, что они продемонстрировали при подготовке первых двух томов труда «Большевистский порядок в Грузии», можно смело утверждать, что авторы третьего тома того же труда совершенно сознательно фальсифицируют историю Грузии именно в духе нацистской идеологии. Они подходят к этой истории мерками немецких нацистов периода фашистской Германии. Надо отдать должное авторам «Этноса и террора» - они не особо скрывают свои истинные намерения. Правда, чтобы не быть уличенными в сознательной предвзятости, в XIII главе «застраховали» себя словами о том, что «в СССР» дело не дошло до абсолютизации критерия этничности «в форме биологизации террора, как это было в национал-социалистической Германии в случае с евреями, а так же синти и рома». Оставим в стороне вопрос, действительно ли в Гитлеровской Германии «биологизация террора» коснулась лишь евреев, а так же синти и рома (цыган)? Наше внимание привлекло другое обстоятельство, – оказывается, «в СССР» до расизма дело не дошло, а в отдельно взятой Грузии сложилась несколько иная картина – там авторы усмотрели существование «латентного расизма» (гл. XV). Так и проговорились авторы «Этноса и террора» о своих «латентных» намерениях, целях и задачах, доказав тем самым, правильность вышеизложенного нашего предположения.
Авторы «Этноса и террора», как уже было сказано, нередко «отклоняются» от предмета исследования и касаются самых различных вопросов, чаще всего мало связанных с основной темой. Можно было бы не обращать на это внимания, если не одно важное обстоятельство: выводы и оценки авторов по любым затронутым им темам – как основным, так и неосновным – носят ярко выраженный антигрузинский и, что еще важнее, антинаучный характер. Остановимся на некоторых из них.
М. Юнге и Д. Мюллер продолжают утверждать, что в декабре 1918 года Армения в результате «победоносной» войны с Грузией завоевала Лори и Степанован. По их мнению, «грузины потерпели военное поражение, даже с учетом того, что армянское наступление было остановлено в результате вмешательства британцев» (см. ответ на нашу рецензию). Авторы не хотят признать элементарную истину, что британцы остановили наступление не армян, а грузин. В результате успешного контрнаступления 28-31 декабря 1918 года грузинские войска отбросили агрессора почти на 30 километров. Описывая боевые действия во второй половине декабря, британская газета «Times» 10 января 1919 года писала, что «все бои завершились полным поражением армян. Грузины захватили множество армянских пленных и артиллерийских установок. По последним данным, грузины продолжают наступление и вынудили армян отступить к Алаверди. Вместе с тем, в виде добычи грузины захватили бронепоезда и взяли в плен армянских солдат, в том числе русских офицеров». Успехи грузинских войск были даже более внушительными, чем это описано в британской газете, и если не прекращение боевых действий, по настоянию англичан, 31 декабря с 24 часов, дезорганизованные армянские войска не в состоянии были сдержать дальнейшее стремительное наступление грузинской армии.
К сожалению, политическое руководство Грузии не воспользовалось внушительной военной победой и согласилось на прекращение боевых действий, а так же на создание нейтральной зоны. Своей миролюбивой политикой оно добивалось поддержки Великобритании и Франции на Парижской международной мирной конференции.
Таким образом, путем военной авантюры армяне не добились цели. На помощь им пришла советская власть. Передача нейтральной зоны армянской стороне произошла в советское время по решению Кавказского бюро ЦК РКП и ЦК Компартии Грузии. Кстати, решение Кавказского бюро ЦК РКП о передаче нейтральной зоны Армении одобрило ЦК Компартии Грузии 3 августа 1921 года лишь пятью голосами против четырех (Серго Вардосанидзе, Вахтанг Гурули, Коба Харадзе, Леван Джикия. Границы Грузии. 1917-1938. Очерк, документы и материалы. Тб., 2014, с.106). А уточнение границы между двумя республиками на этом участке продолжалось вплоть до 1938 года, о чем свидетельствуют многочисленные подлинные русскоязычные документы (см. Серго Вардосанидзе и др. Границы…, с.84-163), с которыми, в случае желания, авторы могли бы познакомиться. Они свидетельствуют о том, что передача нейтральной зоны армянской стороне произошла не в результате войны в декабре 1918 года, а в 1921-1938 годах на основе решения органов оккупационной советской власти, в том числе самой Грузии.
Трудно понять, беспристрастное и правдивое освещение отдельных исторических явлений разве мешает М. Юнге и Д. Мюллеру в изучении истории советского террора 1937-1938 годов в Грузии?
Авторы «Этноса и террора» никак не хотят поверить, что армяне Абхазии в 1918-1921 годах активно поддерживали Грузинскую Демократическую Республику. Поддержка Грузии со стороны армян, а также греков была обеспечена политикой грузинского государства. Оно признало армян и греков, до того не имевших подданство России, своими полноправными гражданами с наделением их соответствующими политическими и социально-экономическими правами, в том числе правом собственности на землю (что послужило одной из причин недовольства сепаратистов). Греков и армян так же настораживали сильные протурецкие настроения среди части абхазского населения. Национальные советы армян и греков в Абхазии, их руководители Х. Авдалбекян и известный врач И. Пашалиди, являвшиеся членами Народного Совета Абхазии, твердо держались прогрузинской позиции, о чем написано немало. Даже в ходе войны с Арменией в декабре 1918 года армяне Абхазии, как писали их представители комиссару Сухумского округа В. Чхиквишвили (январь 1919 г.), сохранили лояльность и доброжелательное отношение к Грузии и ее правительству. А в марте 1919 года председатель Армянского Национального Совета Абхазии Х. Авдалбекян председателю правительства Грузии Н. Жордания писал: «Армянское население Сухумского округа с первого дня объявления независимости Республики Грузия питало самые горячие симпатии к молодому демократическому государству. Свое отношение оно фактически зафиксировало массовым участием в выборах в Абхазский Народный Совет, поголовно голосуя за социал-демократическую партию» (Очерки из истории Грузии. Абхазия. Тбилиси, 2009, с.470), то есть, за партию Ноя Жордания. Авторы «Этноса и террора» подобными фактами (а их немало) не интересуются.
М. Юнге и Д. Мюллер, занимают «твердую» позицию в отношении истории Абхазии, дословно повторяя россказни сепаратистов и иных кремлевских идеологов. Другой литературы по Абхазии для них просто не существует, они их упрямо игнорируют.
Остановимся лишь на некоторых вопросах, которые не всегда имеют прямого отношения к теме исследования. Тем не менее, авторы «Этноса и террора» целенаправленно обращаются к ним, пытаясь создать благоприятный исторический фон для освещения главной темы исследования, как было выше сказано, с точки зрения нацистской и расистской идеологии.
Взять, например, вопрос о распространении или нераспространении ислама в Абхазии в XVI веке. Как по содержанию, так и хронологически он далек от террора 1937-1938 годов. О распространении ислама в Абхазии с XVI века говорят сепаратисты - учителя М. Юнге и Д. Мюллера. Так они (сепаратисты) стараются объяснить факт изгнания из Абхазии, из Бичвинты католикоса Абхазии (Западной Грузии), тщательно скрывая настоящие причины указанного явления. А настоящая причина изгнания из Бичвинты католикоса в середине XVI века заключалась не в распространении ислама, а в смене местного грузинского населения Абхазского эриставства (исторических абхазов) северо-кавказскими горцами. Таким образом, вопрос о распространении или нераспространении ислама в Абхазии в XVI веке имеет принципиальное значение для изучения этнополитической истории Абхазии. Мы приведем лишь один пример для доказательства необоснованности утверждения немецких авторов. Для этого достаточно ознакомиться с материалами путешествия в середине XVII века турецкого географа и историка Эвлия Челеби по восточному берегу Черного моря (изданы в 1872 году на русском, а в 1971 году – на грузинском языках). Путешественник детально описывает Западную Грузию, включая Абхазию, а также все восточное побережье Черного моря до Анапы. Обращая пристальное внимание на религиозные верования описанных им племен, первую мечеть он обнаружил не в Абхазии, а лишь недалеко от страны черкезов. При этом отмечает, что местное население любит мусульман, но с кораном не знакомо и о вере представления не имеет. О коране и исламе, тем более, не имели представления в Абхазии. Однако для М. Юнге и Д. Мюллера важны не сведения первоисточников (их более чем достаточно), а сказки сепаратистов и кремлевских идеологов.
Авторы «Этноса и террора», ссылаясь на мифических авторов «за границами Грузии», не соглашаются с утверждением о пришлости абхазов из Северного Кавказа и говорят, наоборот, о переселении их из Абхазии на Северный Кавказ. Указанный вопрос достаточно хорошо изучен в историографии и не только в грузинской. Мы ограничимся указанием на соответствующих источников и литературы в основном немецкого и русского происхождения.
Известный немецкий дипломат С. Герберштейн, в первой четверти XVI века дважды посетивший Россию с чрезвычайной миссией, в своей знаменитой книге «Записки о Московии» писал, что «около Меотийских болот (Азовское мое – Дж. Г.) и Понта (Черное море – Дж. Г.) по реке Кубани, впадающей в болото, живет народ aphgasi… За рекой Кубанью находится Mengrelia» (С. Герберштейн. Записки о Московии. М., 1988, с.181).
Немецкий востоковед Г. Керр (1692-1740), работавший в России, создал «Топонимическое описание». Фрагмент указанного документа относится к Грузии и называется: «Название грузинских провинций, сел и городов…» Согласно документу, провинциями Грузии являются Джикети (районы современных Гагр и Сочи), Абхазия (охватывала современный Гудаутский район), Одиши (Мегрелия), который начинался от Анакопии (современный Новый Афон) и включала Сухуми (исторически Цхуми), Дранда, Мокви, Илори, Бедия – то есть современную территорию Абхазии (Очерки из истории Грузии. Абхазия, с.574-577, №18). Когда Г. Керр составлял «Топонимическое описание», административные границы между грузинскими провинциями уже были изменены, но он использовал данные более раннего периода.
Немецкий путешественник и языковед Генрих Юлиус Клапрот после завершения своего путешествия по Кавказу (1807-1808 годы) издал несколько книг на немецком и французском языках. В 1812 году об абхазах («абснэ») он писал: «Полагают, что они аборигены Северо-Западного Кавказа и позже распространились в других районах» (Klaproth Y. Reise in den Kaukasus und nach 1808. Hale und Berlin, 1812, c.447). То же предположение высказал он в книге, изданной в Париже в 1823 году (Voiage ou Mont du Kaukase et en Georgie par M. Jules Klaproth, t. I. Paris, 1823, p.201). В 1827 году Клапрот более определенно писал, что абхазы «очень долгое время жили в Северо-Западной части Кавказа» (Tableau historique, geographique, etnogrrophes entre la Russe et la Perse. Par M. Klaproth. Paris, 1827, p.83).
В 1855 году в Лейпциге вышла книга профессора Карла Коха «Kaukasische sander und Armenien», куда он включил записки англичанина Эд. Спенсера в переводе на немецкий язык. Книга К. Коха в 1981 году вышла на грузинском языке. Из этой книги узнаем мнение Эд. Спенсера, в 1851 году побывавшего в Грузии (включая Абхазию), о происхождении абхазов. Он писал, что живущие в окрестностях Сухуми абхазы «частично являются потомками крымских и кубанских ханов и султанов, которые со своими племенами поселились в этих местах».
О пришлости абхазов писала и ныне пишет русская историография. Прежде всего следует обратить внимание на материалы русских послов, прибывших в Мегрелию в 1639 году. Находясь в княжестве до мая 1640 года, они объехали всю Мегрелию, побывали при этом в Драндах (около Сухуми). Послы узнали о том, что резиденцией Патриарха Мегрелии и всей Западной Грузии является Бичвинта. Одним словом, когда официальные лица из России впервые вступили на территорию, ныне называемой Абхазией, она была Мегрелией, Иверией с грузинским правителем, духовенством и населением. (Материалы посольств Гавриила Гегенава, Федота Елчина и Павла Захарьева. 1636-1640 годы. Тб., 2014). Оспорить этот факт невозможно. Его можно лишь замолчать, чем и занимаются учителя авторов «Этноса и террора».
О пришлости абхазов писали отдельные русские историки. Первый русский профессиональный историк В. Татищев (1685-1750), трудам которого придается значение источника, территорию нынешней Абхазии считал исторической северной Мегрелией, но, - писал он, - «ныне оной большую часть кубанцы наполняют» (В. Татищев. История Российская, т. I, М., -Л., 1962, с.171).
Другой русский историк рубежа XIX и XX веков А.Н. Дъячков-Тарасов, который был родом из Абхазии, в своих работах, опубликованных в 1903, 1905 и 1909-1910 годах доказывал, что абхазы пришли из северного Кавказа в XVI-XVII веках. «Абхазы не всегда обитали там, где теперь живут, а предания их, многие исторические данные и обычаи указывают, что они пришли с Севера и потеснили картвельские племена, пока не остановили у Ингури» (А.Н. Дъячков-Тарасов. Гагры и его окрестности. Тифлис, 1903, с.36-37; Абхазия и Сухум в XIX столетии. ИКОРГО, т.XVII, 1905, с.85; Бзыбская Абхазия. Там же т.XX, 1909-1910, с.152, 210).
Широкий резонанс получил выступление профессора-богослова Андрея Кураева во всероссийской миссионерской конференции 26 июня 2013 года, где он изложил свои взгляды по истории Абхазии и ее церкви. По утверждению А. Кураева, исторические абхазы являлись грузинами, а современные абхазы, которые, по его словам, лишь для туристов называют себя абхазами, а на деле считают себя апсуйцами, пришли в Грузию только в XVI-XVII веках. Выступление профессора А. Кураева можно и послушать, тем более, почитать на разных языках, в том числе русском, грузинском, английском (Материалы посольств Гавриила Гегенава, Федота Елчина и Павла Захарьева…, с. 93 – 95, 157 – 158, 217 – 218) и др.
О пришлости абхазов, разумеется, писали не только немецы и русские, но и многие другие авторы. Приведем лишь мнение швейцарца французского происхождения, члена Парижской Академии Наук Фредерика Дюбуа де Монперэ. Своему путешествию по Кавказу и Грузии (включая Абхазию) в 1833 году он посвятил капитальный труд, изданный в Париже в 1839 году (частично издан и в Сухуми в 1937 году). Он писал: «Князья Дадиани, вынужденные перенести свои границы два столетия тому назад (то есть, в XVII веке - авт.) в Анакопию, отошли сейчас до реки Галидзги, и Абхазия, эта несчастная страна, стала такой же дикой, как леса Америки: все обратилось в развалины, все церкви обрушились, все следы цивилизации сгладились» (Путешествие вокруг Кавказа Фредерика Дюбуа де Монперэ, т. 1. Сухуми, 1937, с. 149). Автор не только подтверждает сведения других авторов, других источников о пришлости абхазов (апсуа) из Северного Кавказа, но и говорит о катастрофических последствиях этого явления для всего региона.
Может быть, достаточно? Неужели М. Юнге и Д. Мюллер вышеназванных немецких, русских и французских авторов XVI-XXI веков (а также многих неназванных авторов) тоже будут обвинять в стремлении «лишить притязания со стороны Абхазии их легитимации»? Или же, как понять «притязания со стороны Абхазии»? Может быть, не со стороны Абхазии, а около 25-30% ее населения? Надо отдать должное М. Юнге и Д. Мюллеру – они «честно» признали, что притязания оккупантов на Абхазию, по их мнению, являются легитимными, и нечего «лишать» их легитимации(?!). Об этом мы и писали в первой рецензии, упрекая авторов «Этноса и террора» в их желании «обосновать сепаратистскую идею о «закономерности и неизбежности отделения Абхазии» от Грузии. А для этого необходимо безудержно лгать и лгать, чем и занимаются авторы «Этноса и террора».
Например, в XI главе «Этноса и террора» сказано, что в целом «политику республиканского центра можно трактовать как продолжение старой политики грузинских националистов и грузинской церкви, которые с 1880-х годов ожесточенно боролись против попыток со стороны России ввести письменность для мингрельского и абхазского языков на кириллической основе».
О «грузинском национализме» XIX века выше мы уже говорили. Авторам «Этноса и террора» напомним также, что в XIX веке – с 1811 года, «Грузинская Церковь» не существовала. Она была упразднена оккупантами. Был создан Грузинский Экзархат Русской Церкви, которой управляли русские иерархи. Они проводили шовинистическую политику ассимиляции грузин и других народов, для чего и нужна была письменность для мегрелов, да и для абхазов. Хотят этого М. Юнге и Д. Мюллер, или не хотят, история не знает такого периода, когда мегрелы не являлись органической частью грузинской нации. Поэтому их письменностью являлась и является грузинская письменность. В первой рецензии мы уже говорили о том, что шовинистические планы расчленения грузинской нации, ее ослабления и ассимиляции сорвали сами мегрелы, решительно отказавшись от изданных оккупантами мегрельских псевдоучебников.
Что касается письменности абхазов, у авторов «Этноса и террора» нет достаточной информации или они умышленно искажают действительность, повторяя сепаратистские и шовинистические басни.
Прежде всего, какова была цель оккупационной русской власти, создавая письменность для абхазов. Об этом откровенно говорил член совета наместника царя на Кавказе Е. Вейденбаум: «Абхазский язык, не имеющий письменности и литературы, обречен, конечно, на исчезновение в более или менее близком будущем. Вопрос в том, какой язык заменит его? Очевидно, что роль проводника в населении культурных идей должен бы играть не грузинский, а русский язык. Мне кажется поэтому, что учреждение абхазской письменности должно быть не целью само по себе, а только средством к ослаблению путем церкви и школы потребности в грузинском языке и постепенной замене его языком государственным» (З.В. Анчабадзе. Очерк этнической истории абхазского народа. Сухуми, 1976, с.89-90, 96). Таким образом, абхазская письменность вводилась не в культурных, а политических целях – в целях вытеснения грузинского языка из Абхазии и ускорения ассимиляции абхазов. Авторы «Этноса и террора» должны знать, что грузинский язык в Абхазии с IX-X века (может быть, с более раннего периода), являлся единственным языком делопроизводства и богослужения. Так называемые просительные пункты о принятии Абхазии под покровительство России, утвержденное императором в 1810 году, также было написано на грузинском языке.
С 60-х годов XIX века, когда приступили к созданию абхазской письменности, вопрос ставился не о том, какая письменность больше подходит для абхазского языка, а главная задача была, каким образом вытеснить грузинский язык из Абхазии. В начале 60-х годов XIX века комиссия под председательством И. Бартоломея приступила к созданию абхазской письменности на основе грузинской графики. А параллельно П. Услар создал ту же письменность на основе кириллицы. Как писал несколько позже Н. Джанашия (абхаз по национальности), власти сделали все «чтобы положить конец и уничтожить малые остатки исторической связи, объединявшей абхазов и грузин в течение многих веков. Для достижения этой цели использовали такое приятное и культурное явление, как создание письменности на абхазском языке… Бартоломей использовал грузинские буквы, как более подходящие для абхазского языка, а что не доставало – добавил. Однако его мнение не одобрили: безвинные грузинские буквы обвинили в политической неблагонадежности и отвергли. Победил Услар» (Очерки из истории Грузии. Абхазия, с.412). Кстати, «победивший» П. Услар был одним из тех, кто считал грузинскую азбуку наиболее подходящей для горских языков, включая абхазский, но отказался от нее только по политическим соображениям (см. там же, с.411).
Мы хотели бы попросить М. Юнге и Д. Мюллера, вместо того, что бы слепо повторять имперские и сепаратистские сказки, назвать тех «грузинских националистов» и представителей «Грузинской Церкви», оказывавших сопротивление созданию абхазской письменности на основе любой графики, в том числе кириллицы. Заранее зная, что они их не назовут, ибо такие лица в природе не существовали, мы готовы назвать известных грузинских духовных и гражданских деятелей, заложивших основу для просвещения абхазского народа, которого русские чиновники называли дикарями, а в 1880 году, на основе императорского указа, объявили «виновным народом»; можем назвать грузинских деятелей XIX и начала XX веков, много сделавших для создания абхазской письменности, издания учебников на абхазском языке, обучения абхазов, введения богослужения на абхазском языке и т.д. Глубокий след в культурной истории абхазов оставили епископы Александр Окропиридзе (он был первым педагогом в истории абхазов, он же в 1860 году первым официально поставил вопрос о создании абхазской письменности) и Гавриил Кикодзе, протоиерей Давид Мачавариани, педагог Константин Мачавариани и многие другие.
Шовинисты, а вслед за ними сепаратисты, «националистами» называют епископа Кириона Садзаглишвили, занимавшего Сухумскую кафедру в 1906 году, и выдающегося педагога Якоба Гогебашвили. В чем заключался «национализм» епископа Кириона? Ему принадлежат слова: «Каждый истинный грузин должен оберегать от исчезновения абхазский язык» (Святой Священномученик Кирион II и Абхазия. Тб., 2006, с.306). Он не ограничивался лишь словами. Именно епископ Кирион был первым, кто сформировал из грамотных абхазов комиссию для перевода церковной литературы на абхазский язык; он запланировал составление и издание абхазского школьного учебника «Родная речь». Все это власти окрестили «национализмом». Чашу их терпения переполнил еще один «националистический» шаг епископа Кириона – введение в Гудаутской школе грузинского и абхазского языков в качестве предмета, что послужило поводом его удаления из Сухумской епархии.
Известный по всей Российской Империи педагог Якоб Гогебашвили активно поддерживал создание абхазской письменности и был готов осуществить план епископа Кириона по созданию абхазского учебника «Родная речь». Он доказывал, что «абхазский язык, как самостоятельный язык, имеет право на свое церковное служение, на свою письменность и народную литературу» (Я. Гогебашвили. Сочинения, т.4. Тб., 1955, с.200).
Такова была позиция «грузинских националистов» и иерархов «Грузинской Церкви» в отношении введения абхазской письменности. А имена «засекреченных» М. Юнге и Д. Мюллером других «националистов», пусть они сами же «рассекречат».
Авторы «Этноса и террора» грубейшим образом искажают демографические данные об Абхазии в духе шовинистов и сепаратистов. На основе сфальсифицированной статистики делают вывод, что в 20-х годах XX века абхазы составляли 50% населения Абхазии. При этом приводят данные никому неизвестной переписи населения начала 20-х годов, зафиксированные в таком «авторитетном» издании, как Большая Советская Энциклопедия 1926 года. А о специальных исследованиях известных ученых-демографов по Абхазии (например, А. Тотадзе и др.) М. Юнге и другие замалчивают. Прежде всего, они не учитывают факт чрезмерной политизации имперской статистики особенно с 80-х годов XIX века. Необходимо подчеркнуть, что именно с этого периода из статистических таблиц и данных о национальном составе населения исчез этноним «абхаз». А под «закавказскими горцами», «кавказскими горцами», «черкезами» могли подразумевать не только абхазов. Предметом политической спекуляции становятся жители Самурзакано. Исходя из политических задач на тот или иной отрезок времени, исконное грузинское население Самурзакано иногда учитывалось отдельно; порой его причисляли к «кавказским горцам» (не задаваясь при этом вопросом, когда и откуда в Колхидской низменности могли оказаться «горцы» и «черкезы»). Все это, как минимум, требует критического отношения к имперской статистике.
Немецкий этнограф Н. Зайдлиц, абсолютно свободный от каких-либо политических целей, в 1880 году в Германии издал книгу «Этнография Кавказа» (на немецком языке). Туда он включил демографические данные и по Абхазии. По данным Н. Зайдлица, общая численность населения региона составляла 41364 человека. Из них было грузин (мегрелов) 26475, закавказских горцев – 13205 (здесь и далее статистические данные приведены по книге: Очерки из истории Грузии. Абхазия, с.568-570). 21 мая нынешнего 2015 года в Сухуми традиционно отмечался день мухаджира. Как передает Apsnypress от 22 мая, на вечере, посвященном этому дню, историк Руслан Гожба заявил, что после мухаджирства 1877 года в Абхазии осталось 19 тысяч абхазов, с чем вполне можно согласиться. Они ближе к истине, в том числе к данным Н.Зайдлица (у последнего, кажется, не учтено определенное число абхазов, проживавших в некоторых селах Самурзакано). Ясно, что за 20 и 40 лет численность абхазов не могла увеличиться, соответственно, в три и пять раз. Данные посемейных списков 1886 года представляют несколько иную картину, о чем хорошо знают и сами авторы «Этноса и террора». Под влиянием ужесточенной имперской политики самурзаканские грузины были учтены как отдельный этнос. В те годы разные «исследования» всерьез доказывали, что самурзаканцы являются не мегрелами, не абхазами, а отдельной нацией (Джемал Гамахария, Бадри Гогия. Абхазия – историческая область Грузии. Тбилиси, 1997, с.59). Тем не менее, авторитетные грузинские и зарубежные ученые самурзаканцев всегда относили к грузинам (мегрелам). Можно назвать члена Венской Академии Гуго Шухардта, профессора из Германии Карла Коха и других (Джемал Гамахария, Бадри Гогия. Указ. соч., с.357-358; 724-725).
К концу 90-х годов, когда колонизация Абхазии серьезно изменила ее демографическую картину, власти несколько скорректировали «национальную» политику в Абхазии, что нашло отражение в материалах переписи населения 1897 года по Абхазии. Население Сухумского округа составляло 114117 человека. Из них 58 853 человека учтены под новым для Абхазии названием «кавказских горцев» и «черкезов»; 28347 - были отнесены к грузинам. «Появление» в Абхазии «кавказских горцев» и «черкезов», под которыми подразумевались в основном абхазы и самурзаканские грузины, а так же искусственное занижение численности грузин можно объяснить лишь конкретными политическими задачами. С помощью подобной статистики власти явно намекали на необоригенность «виновных» абхазов, называя их своим именем - «кавказскими горцами» и «черкезами» (действительно, северокавказцев нельзя было относить к аборигенному населению Абхазии); в тоже время «показывали», что численность грузин в Абхазии «незначительна». Следовательно, ни северокавказцы, ни «малочисленные» грузины не должны были претендовать на Абхазию. Политизированная статистика, как уже было сказано, не учитывала абхазов, а численность грузин искусственно занижала.
Существуют и другие данные о численности и национальном составе населения Абхазии. На 1 января 1906 года, по сведениям канцелярии начальника Сухумского округа, во всем округе числилось 114 861 человек, из которых грузин было 53 729 человек, абхазов – 40978. Представляют интерес данные 1914 года: все население округа 181 382 человека, из которых грузины составляли 70114 человек (38,5%), а абхазы – 45705 (25%). Именно эти данные были представлены абхазами - руководителями ССР Абхазии Кавказскому бюро ЦК РКП (по требованию последнего) в конце октября 1921 года, когда оккупационные власти решали вопрос о включении Абхазии в состав Грузии или России.
Игнорируя все эти данные, авторы «Этноса и террора» опираются на неофициальные данные 1922-1923 годов. Официальными следует считать лишь данные переписи 1926 года. Однако М. Юнге и Д. Мюллеру, последователям сепаратистов, эти данные не по душе, ибо они противоречат их желаниям «повысить» численность абхазов за счет «занижения» численности грузин. Они предпочитают апробированный в Российской империи метод приписки жителей Гали к абхазцам. И до, и после 1926 года жители Самурзакано (историческое Сабедиано) всегда принадлежали к грузинам, в том числе на рубеже XVIII-XIX веков, когда там было сильное турецкое и, следовательно, абхазское влияние. К сведению М. Юнге и Д. Мюллера скажем, что Самурзакано отдельно от Абхазии приняло покровительство России, принеся присягу верности Императору России и правителю Мегрелии, частью которой она себя признавала, с чем соглашались и русские. В 1840 году в Самурзакано было введено русское управление, за это власти выплатили компенсацию Дадиани, т.е. Мегрелии. Тем не менее, оккупанты всегда манипулировали этим грузинским регионом. Тот же оккупант на сегодня Гальский район превратил в настоящий концентрационный лагерь, где средневековыми методами издеваются над людьми, вынуждая их отказаться от национальности. «Труд» М. Юнге и других как воздух нужен оккупантам, чтобы еще больше ужесточить режим в Гальском концентрационном лагере. И еще - я, как и все другие граждане, носящие такую же фамилию, родом из Гальского района. Следовательно, чуть лучше М. Юнге и Д. Мюллера обязан я знать этническую принадлежность моих предков, других жителей района.
Парадоксально, но факт – в начале XXI века два немецких профессора выступают в роли апологетов российских имперских идеологов конца XIX - начала XX веков и современного периода?! Они выступают апологетами и сепаратизма, что вполне логично, ибо абхазский сепаратизм является изнанкой русского империализма. По любому важному и даже второстепенному вопросу авторы «Этноса и террора» излагают сепаратистские и имперские взгляды. Таких вопросов, кроме уже рассмотренных, еще немало. Однако останавливаться на них нет смысла. Ограничимся лишь вопросами о выборах «1918 – 1921 годов» и особенно статусе Абхазии в 20-х годах XX века.
Выборы в Народный Совет Абхазии, состоявшиеся в феврале 1919 года, действительно, являлись демократическими многопартийными выборами, проведенными по пропорциональной системе на основе всеобщего, равного и тайного голосования. Как видно из ответов на нашу рецензию, авторы «Этноса и террора» этому не верят. Мы можем посоветовать им, познакомиться с соответствующей литературой и документами. В таком случае, они сами, хотя бы для себя, убедятся, что на плебисцитах и сельских собраниях в 1917 - 1918 годах в Абхазии избирались лишь депутаты национально – политических органов, таких как народные советы отдельно абхазов (нельзя его путать с высшим органом власти Автономной Абхазии, избранным в феврале 1919 года), отдельно грузин, отдельно армян, отдельно греков и т. д. А избранный в феврале 1919 года Народный Совет Абхазии был многонациональным и многопартийным органом власти, избранным всем населением Абхазии.
М. Юнге и Д. Мюллер продолжают повторять сепаратистские сказки об «особом» статусе Абхазии, затем о «занижении» ее статуса и т.д. После 2008 года довольно часто слышим то же самое из уст кремлевских боссов, включая В.Путина. Учитывая то обстоятельство, что авторы «Этноса и террора» предвзято относятся к данной (как и любой другой) теме, мы постараемся в виде тезисов изложить собственную точку зрения, документально подтвержденную в разных монографиях и сборниках.
- ССР Абхазия была объявлена не официальными, а оккупационными органами власти, т.н. революционным комитетом. А решение об этом было принято на совещании в г. Батуми с участием отдельных должностных лиц из числа грузин и абхазов;
- ССР Абхазия была создана временно для умиротворения Грузии, сопротивлявшейся насильственной советизации;
- Согласно Конституции СССР, действовавшей в 1924-1936 годах, Абхазия являлась автономной республикой на правах автономной области. Следовательно, в 1931 году произошло не понижение статуса, а приведение местных конституций в соответствие с вышестоящей конституцией. При этом права Абхазии, которые и в 20-х годах были ничтожными (такова природа советской системы управления) остались те же; изменилось лишь ее название.
– «Конституция» Абхазии 1925 года никогда не публиковалась в качестве конституции, следовательно, она никогда не действовала (впервые опубликована лишь в 1964 году как исторический документ). «Конституция» 1925 года была вынесена на третьем съезде Советов Абхазии, состоявшемся 1 апреля 1925 года. В «Бюллетени третьего Всеабхазского съезда Советов», изданном в том же году Центральным Исполнительным комитетом Абхазии, было сказано: «Съезд решил доработать представленный съезду проект, согласовав его с конституцией ГССР и ЗСФСР». Следовательно, в 1925 году была принята не конституция, а ее проект.
- Утверждение, что «аномалия или амбивалентность» (когда одна республика входит в состав другой республики) якобы содержащаяся в Конституции СССР в отношении Абхазии была частично скорректирована конституцией Абхазии 1925 года, само является полной аномалией. Проект 1925 года, если даже принять ее за конституцию, она никак не могла «скорректировать» Конституцию СССР – вышестоящий основной закон высшей ступени. Ведь в «национально – государственном» устройстве СССР Абхазия наравне с автономными областями занимала низшую четвертую ступень (СССР > Закавказье > Грузия > Абхазия). Конституция низшей - четвертой ступени, каким образом «скорректировала» конституцию первой - высшей ступени остается загадкой. А если примем во внимание тот общеизвестный факт, что Конституция Абхазии 1925 года никогда не публиковалась и не действовала, станет ясным, верность Кремлю и сепаратистам настолько глубоко завела в тупик М. Юнге и его коллег по фальсификации истории Грузии.
- Выступая на IV съезде компартии Грузии 2 декабря 1925 года о «Конституции» 1925 года Н. Лакоба сказал, что мы «размахнулись конституционной глупостью». От многократного повторения этой «конституционной глупости» даже учеными весьма уважаемой страны, скажем к сведению М. Юнге и других, суть «глупости» не изменится.
- В «Конституции» 1925 года отсутствует понятие «договорной республики». Там лишь сказано: «ССР Абхазия, объединившись на основе особого союзного договора с ССР Грузией, через нее входит…» Имеется в виду договор между властями советской Грузии и Абхазии от 16 декабря 1921 года.
- Понятие договорной республики впервые зафиксировано в V главе Конституции ГССР, принятой III выездной сессией ЦИК Грузии, работавшей в Сухуми в июне 1926 года. Первая Конституция Абхазии была принята III сессией ЦИК Абхазии 27 октября 1926 года. В нее целиком вошла V глава Конституции Грузии «О договорной Социалистической Республике Абхазия».
- Утверждения современных сепаратистов и нынешних высших руководителей Российской Федерации относительно статуса Абхазии 20-х годов XX века, дословно переписанные авторами «Этноса и террора», являются грубой фальсификацией истории в целях достижения политических целей, для оправдания отделения Абхазии от Грузии.
Таким образом, переработанный вариант труда «Этнос и террор» от первоначального варианта отличается лишь ужесточением позиции авторов, отстаивающих «свои» концепции на основе «новых» аргументов. Следовательно, оценки указанного сочинения, изложенные в первой рецензии, остаются в силе. Дополнительно же необходимо подчеркнуть, что методологической основой, ключом к пониманию советского террора 1937-1938 годов для авторов «Этноса и террора» служат нацистская идеология и практика Гитлеровской Германии. Они касаются самых разных аспектов истории Грузии (а не только террора 1937-1938 годов) и, как правило, оценивают их с позиции нацизма. Советская Грузия обвиняется в расизме («стыдливо» названном «латентным расизмом»), в совершении против своих граждан таких преступлений, которые совершались фашистской Германией в годы второй мировой войны в отношении народов «низшей» расы.
«Этнос и террор», в отличие от первых двух томов труда тех же авторов «Большевистский порядок в Грузии», не является научной работой. Единственная его «ценность» заключается в попытке создания «научной» основы для дискредитации и расчленения Грузии, расчленения грузинской нации, разжигания чуждой для многотысячной истории Грузии всеобщей межнациональной розни.
Авторы «Этноса и террора» не могут не знать, что их осознанная или неосознанная попытка разжигания межнациональной ненависти и вражды, могут не только нарушить мирное сосуществование граждан разных национальностей в стране, но и подорвать устои современной грузинской государственности. Подобные намерения и действия ничего общего не имеют с фундаментальным правом человека – со свободой слова. Они запрещены законами соответствующих государств, в том числе конституциями Германской Федеративной Республики (статья 26) и Российской Федерации (статья 29), гражданами которых являются авторы «Этноса и террора».
